Недавно в руки попалось "Новолуние". Пролистала и поняла, что не хватает описания страниц "Октябрь, Ноябрь, Декабрь, Январь".
Решила заполнить от лица Беллы, то, что с ней происходило на протяжении 4-х месяцев.
Знаю, тут сплошная хандра))
Но что может быть веселого в уходе Эдварда

Октябрь.
Наверное, это было больше чем просто боль. И это было сильнее меня. Я думала что справлюсь, но это оказалось практически невозможным. То, что испытывала я сейчас, не поддавалось никакому описанию. И мой первый, жуткий месяц без НЕГО был… Никаким. Он был пустым. ЕГО отсутствие налетело неожиданно и испугало до того, что рассудок перестал воспринимать окружающий мир. Создалось впечатление, что я ослепла. И оглохла. Все, что происходило вокруг меня – все ненастоящее. Настоящее – вот – черный фон. Пугающая неизвестность. Задаваясь вопросом «что будет потом?», я не знала, где искать ответ. Боялась, что он меня не обрадует. Я не представляла жизни без дорогого мне человека. А ведь каждая прожитая секунда – это уже будущее. И мое будущее бессмысленно. Именно – в нем исчез смысл. Как можно выбросить из головы целый кусок жизни, причем возможно самый значимый? Никакая мозговая травма не смогла бы стереть эти воспоминания. При моей-то невезучести все возможно, но такое исключено. Более того, я НЕ ХОТЕЛА ничего забывать. Я заново прокручивала все лучшие моменты в сознании, как старую пленку немного фильма, главный актер которого таинственно исчез. Я сама себя тащила по этим острым лезвиям, снова и снова – будто мазохистка. Наверное потому, что мне не хотелось упускать из памяти ни одного воспоминания, казавшееся мне сейчас абсолютно из другого мира. Боль была сладкой и невыносимой. Удивительно, но сердце еще билось. Пусть не так трепетно, но билось.

Ноябрь.
Постепенно то, что разрушало меня изнутри, становилось обыденным. Я стала привыкать к тому, что с наступлением нового дня какая-то частичка меня медленно рушилась. Это было так просто, понятно и обычно – как дышать. Хотя мне казалось, что дышать я иногда забываю. Уже не задыхаюсь, уже не плохо, уже просто так надо. По ночам я все чаще кричала. Бедный Чарли, он с ума сходит. Интересен тот факт, что я ничего не помнила из своих сновидений после пробуждения. Мне казалось, что засыпая, я проваливаюсь в черную бездну, и те кошмары, которые меня мучают, проходят, как при выключенном свете. А просыпаясь, я возвращаюсь в серую реальность.
Для одноклассников я становлюсь привидением. Блеклым, едва заметным. Я старалась не обращать внимания на косые взгляды друзей, я прекрасно знала, что я очень странная со стороны. Это меня не пугало, не огорчало и не удивляло. Я смирилась. Светские беседы подруг меня не интересовали, и я все чаще отсаживалась от них за пустой столик. Обычно за ним сидели… ОНИ. Но я зачем-то садилась туда же, словно нарочно заставляя себя мучиться. Чарли уговаривал меня хотя бы притворяться живым человеком. Притворяться я могла. Но сейчас мне этого не хотелось.

Декабрь.
Ударил мороз и сделал сердце холодней. Если бы я была неживым предметом, я бы стала покрываться тонкой корочкой льда. Хотя и сейчас я слабо смахивала на живое существо, но тем не менее еще называлась человеком. Пылкая страсть, огненная любовь, обжигающая боль – все это припорошил снег и смыл дождь. Я не так сильно страдала, я просто стала роботом, на автомате выполняющим все действия. Те чувства, что мучили меня изнутри, вышли наружу и оставили просто большую дыру. ЕГО имя я произносить боялась – огромная дыра в груди вновь становилась раной и начинала кровоточить. Друзья уже потеряли всякую надежду меня расшевелить и оставили все как есть. Я могла отвечать невпопад, слишком долго думать над ответом, размышляя совершенно о другом, перестала понимать шутки и анекдоты, чем ставила одноклассников в неловкое положение – они-то надеялись хоть чуть-чуть меня развеселить, а я стояла, нахмурив брови и переспрашивая – «А причем тут это? А в чем смысл?»
Мне не нужно было шумное общество. Мне нужен был тот, с кем мне было бы легко и просто. Поэтому я общалась с Джейкобом. Его добродушие и широченная улыбка хоть как-то спасали меня. В ответ мне тоже хотелось веселиться и шутить, но оказывается, за три месяца я разучилась это делать.

Январь.
Прошел еще один месяц, холодным снегом смахнув с меня последние болевые ощущения. Теперь во мне была просто пустота. Но ее нужно было чем-то заполнить, и я решила взяться за учебу. Подтянувшись по некоторым предметам, я осталась довольна собой и сумела задобрить Чарли. Я стала больше готовить, зубрить рецепт всевозможных блюд, чем окончательно осчастливила папу. И даже научилась улыбаться. (Джейкоб сказал, что у меня уже более правдоподобно получается). Но иногда я выматывалась и просто лежала в кровати, называя это отдыхом. В такие моменты я становилась словно невидимкой, и Чарли иногда сомневался, дома ли я вообще. Я могла лежать часами. Иногда до глубокой ночи, не чувствуя усталости, словно и не была человеком. Однако позднее я все же чувствовала тяжесть век. Я могла не слышать телефонных звонков или не обратить внимания на то, что со стола у меня упала и разбилась ваза. Пару раз пропустив звонки от мамы, я здорово поплатилась. Бедная, она жутко за меня переживала и даже собиралась бросить все и приехать, но я настоятельно рекомендовала ей этого не делать – я итак причинила боль Чарли, который каждый день видит дочь ни живой, ни мертвой – не хватало еще и Рене впутывать. И в итоге я так же лежала в окружении мягкого, теплого одеяла. Прислушиваясь к монотонному стуку дождя по стеклу, я успокаивалась и погружалась в мысли, а то и вовсе засыпала. «Ты сможешь жить полноценной жизнью, будто никогда меня не знала» - страшная фраза не выходила из головы. Что ж. Я сейчас живу, словно ЕГО никогда и не было. Так как он и хотел. Значит вот она какая, моя жизнь. Пустая?

(Белла Свон)